ПАНИН, НИКИТА ИВАНОВИЧ - (18 сентября 1718 — 31 марта 1783) — граф, государственный деятель и дипломат. Почётный член Петербургской АН (1776). Воспитатель цесаревича Павла. Видный масонский деятель, член ряда иностранных и российских масонских лож, великий наместный мастер Великой ложи Англии в России.

Родился 18 сентября 1718 года в Данциге. Его отец Иван Васильевич Панин (1673—1736), генерал-поручик, служил там в комиссариате, снабжавшем русскую армию. Этот известный петровский генерал после победы в Северной войне был назначен комендантом Пернова Ревельской губернии (так тогда назывался эстонский город Пярну). Там и прошло детство Никиты. Никита, как старший сын в семье, пошёл по стопам своего отца и был записан в лейб-гвардии Конный полк. Три года спустя на этот же путь вступил его младший брат Пётр, ставшим одним из прославленных российских военачальников.
Никита Панин начал военную службу при Анне Иоанновне вахмистром конной гвардии. В 1740 году Н. Панин уже имел звание корнета и был принят в лучшем петербургском обществе. Этому способствовали безупречные манеры, блестящее знание иностранных языков и красивая внешность. Недруги даже распространили слух о его любовной связи с императрицей Елизаветой Петровной. Согласно одной из легенд, Панин якобы проспал назначенное ему свидание, за что потом и поплатился. При Елизавете Петровне его карьера быстро пошла вверх. Он рано почувствовал вкус к интригам и тайным козням придворного мира и стал опасным соперником А. Г. Разумовскому и И. И. Шувалову. Канцлер А. П. Бестужев-Рюмин поспешил отправить его подальше из столицы — так Никита Панин получил пост русского посланника в Дании.
В Копенгаген он отправился в 1747 году и по дороге, в Берлине, был представлен Фридриху II. Молодой прусский король произвёл на него сильное впечатление своим пониманием европейской политики: уже тогда у Панина зародилась мысль о возможном союзе северных европейских государств. В Гамбурге он получил известие о присвоении ему придворного звания камергера и отличительного знака — ключа на голубой ленте, так что в столицу Дании Никита Иванович прибыл вполне представительным дипломатом. Здесь он стал свидетелем открытия датского парламента в Кристианборге, а затем, не успев привыкнуть к европейской жизни и царящим здесь политическим порядкам, в 1748 году был переведён в том же ранге в Швецию. С этой страной императрица Елизавета Петровна вела оживлённую дипломатическую переписку.
Стокгольм, где Панин провёл следующие двенадцать лет, оказал на него большое влияние. Благодаря своей общительности, проницательности и ироническому уму он был радушно принят королевским окружением, стал вхож в королевский дворец, посещал светские рауты, свёл знакомство с дипломатами и высшим обществом. Там же, в Стокгольме, его приняли в одну из влиятельных масонских лож. Возможно, успехам Панина по службе способствовало дружеское отношение со стороны российского канцлера А. Бестужева-Рюмина — ведь их судьбы оказались во многом похожи. На первых порах Бестужев был настоящим наставником своего молодого коллеги, чего, кстати, Панин никогда не забывал.
Покровительство Бестужева имело и оборотную сторону. Как только того постигла опала, Панин сразу же в 1759 году был отозван на родину. Он вернулся в Россию в 1760 году и думал, что более не возвратится на государственную службу. Но императрице были нужны способные люди. Ему был пожалован высокий придворный чин обер-гофмейстера, после чего он был назначен воспитателем наследника российского престола Павла Петровича.
К моменту возвращения в Россию у Панина, судя по всему, уже сложился план конституционных преобразований абсолютной монархии в России по шведскому образцу. Казалось, обстановка в стране давала ему шанс. За новое для него дело Панин взялся с большой охотой. Вначале ему казалось, что он сможет вырастить из маленького Павла просвещённого монарха, о появлении которого мечтали во многих европейских странах. Впоследствии оказалось, что дальше личной дружбы дело не пошло. Реформаторские идеи, которые с таким жаром проповедовал Панин, оказались абсолютно чуждыми будущему императору.
Вскоре после вступления на престол Петра III (1761) бывший фаворит покойной императрицы И. И. Шувалов начал тайные переговоры с Паниным об отстранении императора и о передаче власти великому князю Павлу Петровичу при регентстве его матери, великой княгини Екатерины Алексеевны. В то время сама Екатерина соглашалась на такое развитие событий. Она признавалась датскому посланнику в Петербурге барону Остену: «Предпочитаю быть матерью императора, а не супругой!»
В результате переворота 28 июня 1762 победила партия Орловых, которая поддерживала Екатерину Алексеевну именно как абсолютную монархиню, облечённую неограниченной властью. Однако помощь, оказанная в перевороте Паниным и его сторонниками-реформаторами, тоже не осталась без вознаграждения. В Манифест о воцарении Екатерины, по настоянию Панина, было включено положение об «узаконении особых государственных установлений», фактически являвшееся обещанием императрицы ввести в России «твёрдые законы», т. е. «Конституцию».
Автором подготовленной «Конституции» выступил сам Никита Иванович, а её идея могла быть навеяна масонскими конституциями, т. е. сводами правил вольных каменщиков. И тайна, которой окутан первый панинский проект, объясняется, возможно, масонской принадлежностью русского вельможи. Достоверно известно, однако, что в основу его легли принципы государственного устройства шведского королевства, где власть монарха какое-то время была ограничена представительным риксдагом.
В 1762 году Никита Панин представил Екатерине свой политический проект. При монархе планировался Императорский совет из шести–восьми советников. При Совете предполагалось иметь четырёх статс-секретарей или министров для наблюдения над четырьмя департаментами: иностранных дел, внутренних дел, военного и морского. Тогда же автор информировал императрицу о круге лиц, разделявших его позицию. Среди них был елизаветинский канцлер Бестужев-Рюмин, в 1762 году первоприсутствующий в Сенате. Кроме него в «партию Панина» входили князь Я. П. Шаховской, граф М. И. Воронцов, генерал Н. В. Репнин (племянник братьев Паниных), Е. Р. Дашкова, граф А. Г. Разумовский. В декабре 1762 года императрица, казалось, решила пойти на уступки и скрепить проект своей печатью. Однако во время бурного объяснения с Никитой Ивановичем о полноте её власти она в гневе надорвала лист с уже готовой подписью и бросила в огонь список сторонников ограничения самодержавия.

С именем Панина связаны все вопросы внешней политики русского правительства за время от 1762 до 1783 годы. Панин становится во главе Коллегии иностранных дел. Однако его внешнеполитическая активность привела к появлению весьма опасного конкурента. Им оказался А. Бестужев, некогда считавшийся его другом. Хотя в главном их мнения совпадали (и Панин, и Бестужев считали главным противником России Францию, а естественным союзником Англию), все же они решительно разошлись при формировании русского политического курса.
Панин выступил с идеей создания так называемого «Северного аккорда». Он хотел организовать союз североевропейских государств, который должен был представлять собой непобедимую силу. Естественно, что в то время подобное объединение было невозможно. И, тем не менее, Екатерина поддержала действия Панина. Почти двадцать лет он был главным советником императрицы и фактическим руководителем русской внешней политики. Любопытно, что, несмотря на постоянные дипломатические заботы, до 1774 года Панин оставался воспитателем цесаревича.
Со временем Екатерина постаралась устранить всех единомышленников Панина. Но самого автора проекта, которого она и ценила, и побаивалась, не тронула. Вступив на престол, императрица назначила своего сына Павла Петровича законным наследником и продолжала воспитывать его как цесаревича, как это было ещё при Елизавете Петровне. Она считала своим долгом дать наследнику первоклассное европейское образование, для этого требовались опытные воспитатели. Одно время стать наставником русского цесаревича предлагали Ж. Л. Д'Аламберу. Французский просветитель ознакомился с манифестом о воцарении Екатерины II, в котором смерть Петра III приписывалась «геморроидальному припадку», и — отказался от почётного поручения, сославшись на то, что страдает тем же недугом. Его примеру последовали Дидро, Мормонтель и Сорент. Пришлось довольствоваться русскими воспитателями, из которых Панин был, несомненно, самым просвещённым.
После неудачной попытки 1762 года создать при Екатерине Императорский совет Никита Иванович сосредоточился на воспитании её сына в европейском духе, как монарха, который бы советовался с представительным органом власти. В то время главным авторитетом для Панина был прусский король Фридрих II — именно с ним, участником первого раздела Речи Посполитой, они обсуждали когда-то план политического устройства Польши с Постоянным советом при короле.
В основу разработанного плана воспитания будущего монарха были положены принципы, заимствованные в Швеции. Предусматривались экзамены по главным дисциплинам (иногда в присутствии императрицы): истории, географии, математике и другим наукам. Воспитатель приказал перенести свою кровать в опочивальню подопечного и зорко следил за его самостоятельными занятиями. В этом отношении весьма интересны «Записки» С. А. Порошина — первого учителя Павла, человека простодушного и непосредственного, которого Никита Иванович оттеснил, как и всех прочих, кто стремился влиять на душу цесаревича. Автор «Записок» свидетельствует, что Панин оставался главным воспитателем Павла Петровича вплоть до его совершеннолетия. Получив звание гофмейстера двора Её Императорского Величества, он беззастенчиво ограничил сферу деятельности других учителей. «Тебе, — обращался он к Порошину, — военные науки, русская история и география Отечества… Не стеснялся граф указывать и другим учителям их скромное место: Андрею Андреевичу Грекову, немцу Францу Ивановичу Эпинусу, тайному советнику Остервальду, французам Гранже и Теду». Все помыслы Панина были связаны с Европой, с приобщением России к европейскому миру; во имя этого он, по словам Порошина, прибегал «к хитростям и интригам».
Желая показать императрице своё усердие, главный воспитатель придумал игру, которая должна была удержать великого князя от шалостей и дурных поступков. Он начал выпускать особые «Ведомости», где в отделе «Из Петербурга» упоминались все проступки Павла Петровича. Панин заверял, что о них будет знать вся аристократия Европы, так как «Ведомости» рассылаются по разным странам.
Сильное влияние гофмейстера на наследника не могло не беспокоить императрицу. Чтобы несколько уменьшить эту опасность, она через год после воцарения назначает его также главой департамента иностранных дел, и в самом деле полагая, что он, благодаря своим европейским связям, наиболее подходит для этой должности.
В 1767 году Екатерина привлекла Никиту Панина к работе Уложенной комиссии (1767–1769), которая была создана ею как бы в осуществление обещанных в Манифесте твёрдых «государственных установлений». Этот временный коллегиальный всесословный орган предусматривал разработку и обсуждение важнейших законов. Он оказался малоэффективен, но работали в нем многие талантливые люди, в том числе Д. И. Фонвизин, в то время уже известный писатель. Там и состоялось его первое знакомство с Паниным. А в 1769 году Никита Иванович пригласил Фонвизина в департамент иностранных дел. С тех пор их сотрудничество, как по службе в департаменте, так и в качестве соавторов и единомышленников в разработке основных положений «конституции», стало постоянным. К тому же оба принадлежали к масонству, которое в 60-е годы XVIII века продолжало влиять на общественную жизнь русской аристократической верхушки.
Росту политического влияния Никиты Панина весьма способствовали обстоятельства подавления восстания Пугачёва. 9 апреля 1774 года скончался генерал-аншеф А. И. Бибиков, руководивший всей кампанией. Пугачёв набирал силу, была захвачена Казань, разорён Саратов. Требовалось срочно назначить нового опытного командующего карательной армией. Тогда-то ловкий Никита Иванович и напомнил императрице о своём брате — генерале Петре Панине, который пребывал в опале и жил в Москве. После героической баталии и взятия турецкой крепости Бендеры (27 ноября 1770 года) Петра Ивановича наградили орденом Святого Георгия и отстранили от дел. Его оппозиционные настроения были известны императрице. По свидетельству М. Пассек, именно Пётр Панин стал инициатором московского восстания («чумного бунта») 15 сентября 1771 года, за что и поплатился. Но теперь, в трудный момент, Екатерина II закрыла на это глаза. А. С. Пушкин, изучая историю Пугачёвского бунта, замечал: «В сие время вельможа, удалённый от двора и… бывший в немилости, граф Пётр Иванович Панин сам вызвался принять на себя подвиг, недовершённый его предшественником. Екатерина с признательностью увидела усердие благородного своего подданного».
29 июля 1774 года был подписан рескрипт Военной коллегии, объявляющий Петра Панина командующим войсками, направленными против Пугачёва. Однако, зная о политических амбициях братьев и не чувствуя себя уверенно, Екатерина одновременно призвала на помощь князя Г. А. Потемкина: она рассчитывала, что именно он первым известит её о поимке Пугачёва. И все-таки генералу Панину удалось послать курьера раньше. Весть об этом облетела всю Россию, и общественное мнение сложилось в пользу Паниных. Правда, спустя некоторое время Пётр Иванович, пожалованный за поимку Пугачёва должностью «властителя» Оренбургского края, мечом, алмазами украшенным, орденом Святого Андрея Первозванного и 6 тысячами рублей серебром, вновь оказался в опале.
После появления на политической сцене Г. Потемкина влияние Панина продолжадо ослабевать. Изменилось и отношение к нему со стороны Екатерины. Недоверие Екатерины к братьям Паниным возрастало по мере приближения совершеннолетия цесаревича, связанного с вопросом о его бракосочетании. Мать заблаговременно стала подбирать сыну невесту. Она повела переговоры с ланд-графиней Гессен-Дармштадтской насчёт смотрин трёх её дочерей. Выбор пал на Вильямину, образованную молодую принцессу, жаждущую известности. В эти переговоры вмешался Никита Панин, в чем и был уличён. Вскоре был принуждён выйти в отставку.
Вторая половина 1770-х ознаменовалась в России новым оживлением масонского движения, которое также пропагандировало конституционную политическую идею. На собрании «Ложи Немезиды» в сентябре 1776 года «ложа Рейхеля» слилась с ложами патриарха русского масонства (по английскому обряду) И. П. Елагина. Были определены общие обряды и «акты трёх степеней»; великим мастером был избран Елагин, наместным мастером — Никита Панин. Через несколько дней, 30 сентября, князь А. Б. Куракин отправился в Стокгольм, чтобы сообщить королю Швеции о втором браке наследника русского престола Павла Петровича. Куракин вернулся, облечённый особыми масонскими полномочиями, и привёз специальную масонскую литературу. Среди книг, которые читал в эти годы Н. И. Панин, обращает на себя внимание сочинение Л.-К. Сен-Мартена «О заблуждениях и истине», вышедшее в 1775 году. Известно, что именно Никита Панин познакомил с этой книгой цесаревича и его новую супругу Марию Фёдоровну.
Между тем утвердившаяся у власти императрица Екатерина Великая противопоставила панинскому пониманию роли монарха собственное толкование. Осуждая крайние проявления деспотии, она в то же время полагала «неудивительным», что «в России было среди государей много тиранов»: «Народ от природы беспокоен и полон доносчиков и людей, которые под предлогом усердия ищут лишь, как бы обратить в свою пользу все для них подходящее; надо быть хорошо воспитану и очень просвещену, чтобы отличить истинное усердие от ложного, отличить намерение от слов и эти последние от дел. Человек, не имеющий воспитания, в подобном случае будет или слабым, или тираном по мере его ума; лишь воспитание и знание людей может указать настоящую середину».
Самовластие, облечённое в просвещённые формы, — вот идеал русской власти. В этом своём убеждении Екатерина следовала принципам Фридриха II Великого, который ей покровительствовал, когда она была ещё бедной немецкой принцессой Софией-Фредерикой-Августой. От Фридриха восприняла русская императрица и принципы общения с людьми: «Изучайте людей, старайтесь пользоваться ими, не вверяйтесь им без разбора; отыскивайте истинное достоинство, хоть оно было на краю света: по большей части оно скромно и прячется где-то в отдалении… Доблесть не лезет из толпы, не жадничает, не суетится и позволяет забывать о себе. Никогда не позволяйте льстецам осаждать вас: давайте почувствовать, что вы не любите ни похвал, ни низостей. Оказывайте доверие лишь тем, кто имеет мужество при случае вам поперечить, и кто предпочитает ваше доброе имя вашей милости. Выслушивайте все, что хоть сколько-нибудь заслуживает внимания; пусть видят, что вы мыслите и чувствуете так, как вы должны мыслить и чувствовать. Поступайте так, чтобы люди добрые вас любили, злые боялись и все уважали. Храните в себе те великие душевные качества, которые составляют отличительную принадлежность человека честного, человека великого и героя».
Итак, между екатерининским представлением о государственной власти и панинскими замыслами преобразования России пролегла глубокая пропасть. Политика «просвещённого абсолютизма» принципиально противоречила идее Никиты Панина о создании «конституционного государства», опирающегося на закон, право и «фундаментальное законодательство».
Выйдя в отставку, Панин поселился в своём имении и по примеру многих занялся литературной деятельностью. Но он занялся сочинением не мемуаров, как того от него ожидали, а политического трактата.
Последняя, третья редакция «Конституции» Панина относится к 1783 году — году его кончины. Свидетельством её существования являются две записки, написанные рукой великого князя Павла Петровича после последнего его свидания с бывшим воспитателем. «Рассуждение вечера 28 марта 1783 года» содержит текст Конституции, продиктованный умирающим Паниным своему воспитаннику. Записка открывается положением о главной функции государства, обязанного обеспечить безопасность своим подданным. Далее следует положение о разделении властей: законодательная власть отделена от власти, законы хранящей, и исполнительной. Законодательная власть сохраняется за государем, но «с согласия государства». Власть, законы хранящая, — «в руках всей нации», исполнительная — «под государем». Здесь повторяется мысль о роли дворянства, которое должно активно участвовать в государственном управлении через Сенат и министерства. Одним из первых в России Панин понял пагубность крепостного права и доказал необходимость его отмены.
Вторая записка посвящена министерской структуре и утверждению нового закона о престолонаследии с «предпочтением мужской персоны». Этой запиской Панин убеждал Павла Петровича в его законных правах на российский престол.
После убийства императора Павла его сын Александр I обнаружил секретный ящик с «важными документами». Историк М. И. Семевский писал по этому поводу: «Все бумаги Павла Петровича после его насильственной смерти перепуганный сын его, ставший императором Александром I, поручил разобрать другу Павла Петровича князю Александру Борисовичу Куракину». Сам молодой царь обнаружил «собственную шкатулку отца, наткнувшись на потайной ящик письменного бюро». Куракин собственноручно скопировал эти документы и «озаботился оставлением у себя одной копии».
Известно, что долгое время секретарём при А. Б. Куракине работал молодой М. М. Сперанский, который, судя по всему, подробно ознакомился с «бумагами Павла Петровича». Возможно, именно оттуда, из найденных им конституционных проектов Никиты Панина, берут начало идеи Сперанского-реформатора.
В ночь с 30 на 31 марта 1783 года граф Никита Иванович Панин скоропостижно скончался. Говорили, что цесаревич Павел рыдал над телом покойного. О потере своего друга глубоко скорбел и Денис Фонвизин, сказавший тогда: «Всякий смертию Панина Нечто потерял!»
Нечто — это и есть та мечта Никиты Панина о твердых законах в России и об ограничении самовластья, за которую он боролся столько лет, сам не очень веря в быстрое осуществление своего замысла. Его излюбленная поговорка к концу жизни приобрела ещё более горький оттенок. Теперь он повторял: «На Руси кто может, тот дерёт; кто не может — тот берет; а кто работает — тот страдает!»